Если вы считаете сайт интересным, можете отблагодарить автора за его создание и поддержку на протяжении 13 лет.

Хождение за три моря

Историко-биографический фильм, снятый по путевым заметкам русского путешественника и первооткрывателя Афанасия Никитина (умер в 1475 году). Его сочинение «Хождение за три моря», рассказывающее о государственном строе, хозяйстве, религии, быте и природе Индии, стало не только точным источником сведений об этой стране, но и памятником русской литературы. Эта книга была переведена на многие языки. События развиваются в пятнадцатом веке. Тверской купец Афанасий Никитин отправляется в опасное морское путешествие в Индию. В результате ему удается проложить торговый путь из Европы в эту далекую и загадочную страну…
Из журнала «Искусство кино». Весной 1966-го года по поручению Союза кинематографистов я должен был поехать в Индию. Мне хотелось многое узнать об этой древней стране. Естественно, что прежде всего я позвонил Василию Маркеловичу Пронину. Ведь это он снимал в содружестве с индийскими кинематографистами фильм «Хождение за три моря». Мы просидели с ним целый вечер. На столе лежали большие и малые блокноты, чертежи маршрутов и просто полустершиеся уже записки, сделанные второпях на бесчисленных дорогах Индии. Ведь он повторил путь своего будущего героя Афанасия Никитина. Должен признаться, что один этот вечер дал мне больше, чем множество уже систематизированных и отпечатанных материалов. В рассказе Пронина передо мной вставала жизнь и история древнейшего народа земли. Иногда это было точное знание, а иногда удивительная интуиция художника, ощущавшего глубины народного характера каким-то шестым чувством. Религия и философия. Реальные люди и мифы. То был не протокол спокойного созерцателя. В этом рассказе были восхищение и горечь, восторг перед величием древней культуры и острое беспокойство за сегодняшнюю судьбу страны и народа. Именно этому вечеру, проведенному с Прониным, я был обязан тем, что приехал в эту удивительную страну не совсем чужим. Случилось так, что на бомбейском аэродроме носильщики в красных чалмах, похожие на сказочных персонажей, выгружали из самолета тяжелые ящики с пленкой. Это была последняя картина В. Пронина «Наш дом». Признаться, я очень волновался перед первым ее просмотром группой бомбейских кинематографистов и писателей. Поймут ли, оценят ли? Переводчик успевал сообщать лишь об общем смысле сцен. И все-таки, когда окончился просмотр, я услышал тишину, почтительную, задумчивую тишину, а потом-вдруг многоголосый и взволнованный гул зала. Часть сказанного мне переводили, о части реплик я лишь догадывался. Говорили, что картина очень талантлива и очень русская, что она многое помогла понять в сегодняшней жизни нашей страны и в поисках нашей кинематографии. Далекая русская рабочая семья стала вдруг близкой и понятной нашим индийским друзьям. Говорили, что при всем уважении к предыдущим работам Пронина, эта последняя его работа поражает их новым и удивительным взлетом его творчества, что он очень современный и совсем молодой. Мне с трудом перевели чисто индийское выражение «заново родившийся». Это сказал, как мне показалось, с некоторой грустинкой индийский писатель и сценарист, с которым работал когда-то Пронин, Ахмад Аббас. Он шел после просмотра рядом со мной в пестрой суете бомбейских улиц. Шел молча, задумавшись. «Да, да, он совсем еще молодой»-прощаясь, снова сказал Аббас, унося с собой какие-то внутренние раздумья. Черт побери эти проклятые клетки, накопляющие просторы времени, несмотря на полную душевную молодость их хозяина! Но если бы прокрутить обратно ленту времени, то мы бы увидели Василия Пронина, безусого и полуголодного, в нэповской Москве 1926-27-го годов. Он сосредоточенно колдовал у бочки с проявителем в подвале «Межрабпом-Руси». Быть или не быть ему оператором? Итак-Петровский бульвар. Только 120 метров пленки. Ни сантиметра больше. Пленка-то ведь немецкая. В руках его-уже изрядно поношенный французский аппарат «Дебри» и только один объектив, доверенный еще ученику операторского цеха. Да, трудный был тогда экзамен на кинематографиста. Но Пронин с честью выдержал его. Он был фанатически и до конца предан своему искусству. Но никогда не было этакого «ячества» в его творчестве. Не случайно Н. Экк, с которым он снимал свою первую большую картину «Путевка в жизнь», с таким душевным теплом вспоминает их творческое содружество: «Понимаете, ведь это была наша первая звуковая картина. Мы искали. Звукооператор задерживал съемки. И ни тени раздражения у Пронина. Наоборот. Он терпеливо ждал, он готов был даже включить в картину не свой лучший операторский дубль, если в этом кадре были какие-то свои, неповторимые достоинства». Это драгоценное качество душевной и творческой щедрости никогда не стиралось в его облике. И как часто именно этих качеств не хватает иным анкетно молодым художникам, проявляющим на заре своей деятельности жестокий и непримиримый творческий эгоизм. Я не беру на себя смелость проследить сейчас весь творческий путь Пронина. Мне хотелось бы отметить одну удивительную особенность его режиссерского творчества. Как правило, его самые большие удачи всегда сопрягались с совершенно новым именем драматурга, с новой творческой дружбой Пронина, с его новой влюбленностью в своего автора. И как часто в сутолоке нашей производственной жизни мы тоскуем именно по этой, так не хватающей нам дружбе. В «Коменданте птичьего острова» таким автором был для Пронина талантливый комсомольский прозаик Сережа Диковский, погибший в годы Великой Отечественной войны. Одна из лучших картин Пронина «Салтанат» открыла нам и новое имя драматурга Розы Буданцевой. В этой же картине родилось и засверкало для нашего кинематографа имя актрисы Кадыкеевой, сейчас народной артистки республики. На недавнем кинофестивале республик Средней Азии я встретился с Кадыкеевой. Мы заговорили о Пронине. Она вспомнила работу с ним: «Вы знаете, до этой работы с Прониным я точно ходила по тонкому льду, вдруг подломится. А вот он внушил мне удивительную уверенность в своих силах. Это странно, он точно открыл меня для самой себя»-задумчиво сказала она. Мы знали большой талант Папанова, но образ старого русского рабочего, созданный им в содружестве с Прониным, на мой взгляд, одна из вершин нашего актерского мастерства. Моя дружба с Василием Маркеловичем в основном связана с Первым творческим объединением «Мосфильма». Немало здесь было говорено и выстрадано. Но однажды он меня особенно удивил. Это было после просмотра материала «Казаков». Получилась, на мой взгляд, достаточно добротная и хорошая картина. «Ты меня не успокаивай-вдруг сказал Пронин-Понимаешь, мне все-таки кажется, что я делаю не то, что мне нужно». Были какая-то неутоленная тоска в его глазах, внутренняя тревога. Он не умел успокаивать себя внешним успехом или благополучием. Как это ни странно, относительное спокойствие экранизации, даже классики, не устраивало его. А вскоре я увидел его совершенно преображенным. Он открыл дипломника ВГИКа Агишева и его сценарий о молодежи. Он был снова молод, влюблен в своего автора. Очень грустно, что не по его вине эта постановка не состоялась. А сколько творческих сил было растрачено впустую!
Снова спад и снова подъем. Работа с Евгением Григорьевым-тоже дипломником ВГИКа-над «Нашим домом». Это был своеобразный, но трудный праздник. Пронин должен был до конца понять жизненный опыт и видение своего молодого автора. Не только понять, но и найти ему свое режиссерское выражение. Это была не просто очередная производственная работа, шли споры о жизни, о поколениях, о характерах. Дружба их с Григорьевым и Эрой Савельевой, снимавшей картину, была яростна, бескомпромиссна и захватывающе интересна для самого Пронина. Вот это ему было нужно, об этом он тосковал. И пришла победа, принципиальная, творческая! И снова поиски. Так возник сценарий «Веселые дворики». Это своеобразная ода во славу юной матери, прошедшей сквозь горнило войны. Это почти автобиографическая работа для учительницы В. Никиткиной. Это новый жизненный опыт п своеобразие дарования, близкого творческой манере Довженко. Так еще не снимал Пронин. Однако он готов был поставить перед собой совершенно новые задачи. Но, увы, бесконечные советы, непонимание, ненужная опека-и снова картина не состоялась. Да, горько и трудно! В чем же черпать силы? Все-таки в дружбе с молодыми. Самые частые гости теперь у Пронина снова Григорьев и его соавтор по «Будням городских сказок», недавно кончивший ВГИК В. Голованов. Что за черт? Неужели Пронин хочет ставить эту своеобразную эксцентрическую и философскую комедию о наших днях? Да, хочет! Да, комедию! Он все еще полон сил, несмотря на все не свершившиеся замыслы. Он по-молодому жаден, он хочет до многого докопаться в этой нашей сегодняшней жизни. Именно поэтому дружба с молодыми-его душевная потребность. Он не отгородился от них ни своим прошлым опытом, ни суммой устоявшихся приемов. И уж меньше всего можно его упрекнуть в успокоенности, в возрастной самоуверенности старого мастера. Как-то звонит мне: «Ты знаешь, до чего же интересные ребята. Думающие, серьезные, готовые гражданственно отвечать за все. И совершенно неожиданные ходы. Читал последнюю новеллу? А? Блеск! Знаю, что тебе нельзя. Потому не приехали. Пьем твое здоровье!». Добрый художник и строгий коммунист-таков органический сплав душевных качеств Пронина. Он не умел жить про себя и для себя. Он жил тревогами и надеждами мира, страны, народа. И сегодня мне особенно трудно, говоря о нем, употреблять прошедшее время. Я вижу его только во времени настоящем!